СТАНОЗОЛОЛ Г.М. Редченков
Спорт и допинг - тема неохватная и неисчерпаемая. Борьба с допингом не
прекращается ни на минуту. Не прекращается и применение допинга. Сейчас
подводятся спортивные итоги прошедшего столетия, выбирают лучших
спортсменов и тренеров. То же самое можно сделать и в антидопинговом
контроле. Самая великая жертва допинг-контроля минувшего столетия -
это, конечно, канадский спринтер Бен Джонсон, у которого был обнаружен
анаболический стероид станозолол. Несомненно, что станозолол - один из
наиболее интересных и эффективных анаболических стероидов, - вместе с
тестостероном, метандростенолоном и нандролоном сыграл важнейшую роль в
развитии мирового спорта в двадцатом веке. Станозолол (он же стромба
или винстрол) - один из самых употребляемых и эффективных анаболических
стероидов. Примечательно, что он изначально был представлен в двух
формах: инъекционной и таблетированной. Если бы не последние проблемы с
нандролоном и его количественным определением, вот уже второй год
держащие в напряжении Международную федерацию легкой атлетики (ИААФ),
то можно без тени сомнения назвать станозолол анаболическим стероидом
XX века. В восьмидесятые годы станозолол стал наиболее популярным
препаратом у спортсменов высокого класса, и прогресс во многих видах
спорта напрямую связан с его систематическим употреблением. Этот
допинговый препарат имеет, пожалуй, наиболее интересную историю. Первая
часть 'была совершенно невидимая, теневая, а начало второй
ознаменовалась самым известным случаем в истории борьбы с допингом,
когда в 1988 году на Олимпийских играх в Сеуле через день после триумфа
- блестящей победы в беге на 100 метров с мировым рекордом, 9,79!. - у
Бена Джонсона отобрали золотую медаль. "Станозолол" - это слово тогда
произнес на пресс-конференции Принц Александр де Мерод, руководивший
Медицинской комиссией МОК и отвечавший за антидопинговый контроль. Это
слово с тех пор запомнил весь мир. И мало кто знал, какой огромный
прессинг принц де Мерод выдержал тогда со стороны спортивных
функционеров и околоспортивных магнатов, не хотевших "мутить воду и
омрачать праздник"... Станозолол синтезирован в середине
пятидесятых годов и выпускался, к примеру, в Австралии и использовался
в ветеринарной практике в виде инъекций. В 70-е годы немецкая фирма
"Винтроп" стала выпускать таблетки по 5 мг под названием Стромба и
эмульсионные инъекции ("молочко") по 50 мг под названием Винстрол,
быстро ставшие известными во всем мире. В СССР на рубеже 80-х годов
Стромба продавалась по специальному разрешению в аптеках 4-го
Управления Минздрава, обслуживавших партийно-правительственную
номенклатуру. Инъекции Винстрола привозили из-за границы - Испании и
Италии - просто сумками. Считалось, что это разные препараты. Я хорошо
помню, когда работал в составе советской делегации на Олимпиаде в
Сеуле, как все ахали и спрашивали, что это там корейцы нашли у
Джонсона, сложное такое название. И удивлялись, узнав, что "наши"
винстрол и стромба и есть тот самый станозолол. Так что во избежание
путаницы будем использовать название самого анаболика - станозолол.
Структура станозолола существенно отличается от структуры других
известных анаболических стероидов, нандролона и тестостерона. Помимо
дополнительной метильной группы, у станозолола есть еще одно кольцо с
двумя атомами азота, что долгое время затрудняло обнаружение этого
препарата. Все это способствовало ореолу легенд и слухов, окружавших
препарат. Кое-что мне удалось прояснить, что-то так и остались
загадкой... В московском антидопинговом центре до осени 1985
года станозолол не определялся, пока не удалось воспроизвести очень
чувствительную по тем временам методику, разработанную чешским
профессором Бернджихом Хунделой, директором Пражской лаборатории, и
представленную им на Московском антидопинговом симпозиуме летом 1985
года. Осенью проф. Хундела неожиданно умирает. Осенью того же года у
нас в Москве был просто обвал положительных проб на станозозол! На него
был специально настроен хромато-масс-спектрометр американской фирмы
"Хьюлетт-Паккард", выделявшийся среди подобных приборов замечательной
чувствительностью, "любивший стромбочку", как мы шутили. Потом уже,
сравнив чувствительность нашей методики с данными ведущих западных и
американских лабораторий, мы поняли, что в то время московская
лаборатория значительно опережала и Кельнскую, и Монреальскую, выйдя на
уровень одного нанограмма на миллилитр. Доказательством тому была
положительная проба Бена Джонсона на станозолол в 1986 году во время
первых Игр Доброй воли в Москве, за два года до Сеульской Олимпиады.
Тогда он по не бегучей дорожке в Лужниках показал в беге на 100 м
невероятные 9,95! На допинг-контроль Бен шел улыбаясь и приветствуя
зрителей, будучи уверен, 'что ничего найти невозможно. Это было верно
для всех допинг-лабораторий мира, кроме нашей. В тот день, когда Бен
Джонсон бежал 9,95, я работал в лаборатории. Поздней ночью с легкой
атлетики привезли пять закодированных, то есть без имен проб: две были
помечены как женские, три - мужские. А врач, принимавший у спортсменов
пробы, похвастался автографом Бена. Его пробу я вычислил, как только
посмотрел на список препаратов, которые задекларировали мужчины. Две
пробы были со стандартным набором фармакологии: эссенциале, карнитин,
панангин, инозин, которым тогда пичкали сборную СССР, то есть, это были
наши ребята. Тогда третья проба, без всяких пометок, должна
принадлежать Бену Джонсону. И именно в этой пробе хорошо были видны оба
пика метаболитов станозолола. На следующий день анализ повторили -
классический станозолол! Но тогда мир этого так и не узнал. Помимо Бена
Джонсона, на первых Играх Доброй воли в Москве было 14 (четырнадцать)
положительных проб, в том числе у звезд легкой атлетики из ГДР. Однако
наши спортивные, и партийные руководители не решились "омрачать
праздник", всё-таки это была первая - с 1976 года! - встреча атлетов
СССР и США после взаимных бойкотов Олимпийских игр в Москве и в
Лос-Анжелесе. Так что Бен Джонсон еще два года удивлял мир своими
результатами, без проблем пройдя девятнадцать допинг-тестов, пока,
бедняга, не попался в Сеуле. Кстати, аккредитацию корейской лаборатории
перед Сеульской Олимпиадой проводили по заданию Медицинской комиссии
МОК специалисты Московского антидопингового центра, и Бен Джонсон стал
нашим подарком корейским специалистам, прославившимся в 1988 году на
весь мир. Но это мы сильно забежали вперед. Вернемся назад, в
тот роковой для советского спорта 1984 год, год бойкота Лос-Анжелесской
олимпиады. Целое поколение спортсменов тогда просто сломали, не пустив
на Олимпиаду. Потом это поколение сполна отплатило за это своей стране,
создав организованные преступные группировки в первые годы перестройки.
Казалось, при чем здесь станозолол? Но он тогда, в период теневой части
своей истории, играл важную для всего мирового спорта роль. Станозолол
не ловился, и его безнаказанно употребляла элита мирового спорта.
Однако ситуация стала меняться в 1983 году, когда профессор Манфред
Донике, директор кельнской лаборатории, создал новую методику для
чувствительного обнаружения анаболиков и тестостерона, наводившую на
всех ужас. Самый известный случай того года - это паническое бегство
американских спортсменов из Каракаса, с Панамериканских игр, когда они
узнали, что приезжает Донике со своими приборами проводить
допинг-контроль. Методика работала просто убийственно: после проведения
первого Чемпионата мира по легкой атлетике деятели ИААФ не решились
объявить о большом количестве положительных проб. С учетом бойкота
Московской Олимпиады обстановка стала непредсказуемой. Противостояние
американских и советских спортсменов должно было разрешиться в
Лос-Анжелесе, да еще спортсмены ГДР на своем оралтуринаболе, фирменном
анаболике, вообще могли оставить позади и тех и других. Среди
этой паники самым интересным был тот факт, что станозолол эта методика
не определяла! И знали об этом очень немногие, этот факт скрывался.
Было объявлено, что Олимпийская лаборатория Лос-Анжелеса, возглавляемая
Доном Кетлином оснащена по самому последнему слову техники и надежно
определяет все запрещенные препараты, так что борьба будет честной.
Напуганные предыдущими событиями, тренеры и врачи сборных команд,
знавшие спорт изнутри, решили, что это прозрачный намек на то, что
проблема определения станозолола наконец решена. Учитывая, что в то
время в Москве станозолол продавался, употреблялся, но в московской
лаборатории ВНИИФКа не определялся, можно было понять озабоченность
наших деятелей, обязанных высоко нести знамя советского спорта. Одна
положительная проба на Олимпиаде в Лос-Анжелесе - и всем потом будет
очень и очень плохо. Хотя, по моим данным, в то время существовала не
очень чувствительная методика определения станозолола в секретной
лаборатории ГДР в г.Крайша -и больше, наверное, нигде, но немцы на
контакт не шли. А профессору Хунделе из Праги еще оставался год на
создание своей действительно уникальной методики. Что-то надо
было делать. Советские руководители многократно посещали олимпийские
объекты Лос-Анжелеса. Особенно их заинтересовал порт, где можно было бы
пристроить корабль, такую плавучую базу с лабораторией на борту.
Планировалось, что к началу Игр наша лаборатория сможет определять
станозолол. Но проблема состояла не только в одном станозололе: в связи
с 11-часовой разницей во времени спортсмены для адаптации должны были
приехать минимум за неделю до открытия Олимпиады, так что, пройдя
обязательное тестирование в Москве перед выездом, они снова начнут
употреблять таблетки стромбы и метандростенолона, а также
оралтуринабола. То есть в Лос-Анжелесе их надо опять проверить на
корабельной лаборатории. Так вот, когда американские власти не дали
"добро" на месячную стоянку нашего корабля - то советское руководство
на следующий же день объявило о "неучастии" наших спортсменов. Вообще я
расспрашивал про станозолол и Дона Кетлина в Лос-Анжелесе, и Манфреда
Донике в Кельне. Кетлин мне рассказал и про корабль, и про то, что
станозолол в Лос-Анжелесе во время Олимпиады не определялся. А Донике,
сильно удивил меня, сказав, что до 1983 года он вообще не рассматривал
станозолол как анаболик, используемый в спорте, и в свою методику этот
препарат не включил. У меня такое чувство, что станозолол на Западе и в
США рассматривался как противовес оралтуринаболу, мягкому, но очень
эффективному ГДР-овскому анаболику, лежавшему в основе допинговых
программ немецких спортсменов. Оралтуринабол тек полноводной рекой в
СССР и другие соцстраны, и тоже определялся крайне поверхностно. В то
время не были известны долгоживушие метаболиты оралтуринабола, так что
через несколько дней от таблеток не оставалось и следов. А вот
остальные популярные анаболики - за исключением станозолола
определялись методикой Донике весьма чувствительно, поэтому можно было
представить, в каком положении оказались бы западные и американские
спортсмены в Лос-Анжелесе, если бы их станозолол ловился! То,
что параллельно оралтуринабольной программе подготовки спортсменов в
ГДР существовала аналогичная станозолольная программа в Америке, можно
узнать из отчета правительственной комиссии Канады, которая
расследовала дело Бена Джонсона. Если система подготовки высококлассных
атлетов ГДР постоянно поминают как ужасную и бесчеловечную, то
канадский отчет, страниц 400 текста, почему-то никто не вспоминает. А
там столько интересного, хоть на русский язык переводи. Ключевая
фигура, доктор Джеймс Астафан, кормивший станозололом Джонсона, Анжелу
Йсаенко и многих других, прямо говорит, что он предлагал спортсменам
оптимальным образом планировать употребление анаболиков таким образом,
чтобы дозы были минимальные, а эффект достигался максимальный. И
подчеркивает, что многие бегуны, приходившие к нему за консультацией,
до этого ели анаболики горстями, а быстро не бежали. Только он вместе с
тренером Чарльзом Френсисом делал их великими. Это была его работа, он
получал деньги за свои знания и опыт - и больше ничего. А в
употребление анаболиков его клиентов втянул сам спорт с его большими
деньгами, приоритетами и системой ценностей. Тем не менее поминают
одного Астафана, его имя сделали чуть ли не нарицательным. Так
что и с той, и с другой стороны океана во время подготовки к
Олимпийским играм и отборочным соревнованиям попавшиеся на допинге
спортсмены не дисквалифицировались, а просто предупреждались и
прощались. Например, в 1988 году на предолимпийском отборе в
Индианаполисе, где ныне покойная Флоренс Гриффит-Джоймер показала
фантастические 10,49 в беге на 100 м (Френсис заметил, что она обогнала
свое время на 49 лет), а полуфиналы в беге на 400 м у мужчин закрывали
с результатом из 45 секунд, было 17 или 18 положительных проб, однако
имена атлетов так и не были обнародованы. И тут и там копился опыт по
выведению препаратов, вырабатывалось умение чередовать их приём и,
наконец, выходить на пик формы к главному старту сезона - словом,
постепенно складывалась система подготовки атлетов мирового класса. И
надо отметить, что система ГДР была и более мягкой, и более человечной
- достаточно вспомнить, как замечательно выглядели немки, спринтеры и
прыгуньи, например, по сравнению с американскими коллегами с их просто
невероятной мускулатурой. В середине девяностых годов
отмечался всплеск положительных проб на станозолол в результате
применения так называемой масс-спектрометрии высокого разрешения,
разработанной в той же кельнской лаборатории профессора Донике, Первой
жертвой этой методики стали австралийские велосипедисты-трековики,
участники чемпионата мира в Германии в 1993 г. Как и Бен Джонсон в
Москве, они были уверены, что все давно у них вышло. Ан нет, попались и
сам чемпион, и призер. В этом была некая справедливость, ведь Австралия
по сей день является одним из мировых лидеров по подпольному
производству стероидов, в том числе и станозолола. Правда, по правилам
профессиональной федерации велоспорта трековикам за это полагалось лишь
три месяца дисквалификации - против четырех лет по правилам
любительской Федерации легкой атлетики (ИААФ). На станозололе
попадались многие наши атлеты, причём выдающиеся. Стоит только назвать
имена бегуний на средние дистанции: олимпийская чемпионка в беге на
3000 м Татьяна Самоленко, чемпионка мира в беге на 800 м Лилия
Нурутдинова, выдающиеся бегуньи на 1500 м и милю Наталья Артемова и
Любовь Кремлева. Следует отметить, что в Сиднее в беге на 100 м с
барьерами победила Ольга Шишигина (Казахстан), вернувшаяся после
дисквалификации за употребление станозолола. Среди зарубежных
станозололыциков вспоминается австралийский спринтер Дан Капобьяно. Уж
его Федерация легкой атлетики Австралии оправдывала и отмазывала, как
могла - но справедливость восторжествовала, он получил свои четыре года
дисквалификации. На самом деле в Кельне при определении
станозолола применяли не только масс-спектрометрию высокого разрешения,
но и специальную смолу, селективно собиравшую метаболиты станозолола.
Это позволяло не только концентрировать сами метаболиты, но и
избавляться от фоновых компонентов, мешавших чувствительному
обнаружению станозолола. В целом методика требовала колоссальных усилий
и тщательности, и ни одна лаборатория так и не смогла воспроизвести ее
в полном объеме. Тем не менее, нынешний прогресс в определении
станозолола связан с детектированием долгоживущих метаболитов, не
известных в 80-е годы. Сегодня станозолол употребляется менее
интенсивно. Тому есть ряд причин. Во-первых, он вместе с нандролоном,
кленбутеролом, метандростенолоном и метилтестостероном входит в
"большую пятерку" анаболиков, которые лаборатории обязаны определять с
максимальней "чувствительностью", на уровне ниже одного нанограмма в
миллилитре. Так что элита мирового спорта предпочитает синтетический
гормон роста, который пока не определяется. Во-вторых, на черном рынке
появилось очень много подделок, и под видом станозолола продают самые
невероятные сочетания анаболиков. Многие из подделок содержат
метилтестостерон, и есть большая опасность попасться на его
долгоживущих метаболитах. И, наконец, появление в последние годы
большого количества "прогормонов" и "суппементов" типа андростендиолов
или -дионов, а также их норандростановых аналогов значительно потеснило
"старые" анаболики, в том числе и станозолол, на мировом рынке
стероидных гормонов.
|